Источник профита
Российская киноиндустрия не может существовать без государственных денег, большую часть которых с прошлого года распределяют между восьмью отобранными на конкурсе компаниями. О том, почему использование новой системы приведет к формированию отечественных мейджоров, в интервью «Ко» рассказал владелец и глава одной из таких структур, кинокомпании «ПРОФИТ», Игорь Толстунов.
Текст Анастасия Маркина. Фотографии Алексей Совертков.
С 2010 г. заработала новая программа распределения государственных средств, направляемых на поддержку кино. Согласно этой программе, специально созданный Федеральный фонд социальной и экономической поддержки отечественной кинематографии выделяет основную часть государственных денег лидерам рынка, а они затем инвестируют их в конкретные кинопроекты. В число таких структур, наряду со студией «ТРИТЭ» Никиты Михалкова, «Базелевсом» Тимура Бекмамбетова и другими игроками, попала компания «ПРОФИТ» Игоря Толстунова. На ее счету такие громкие фильмы, как «Вор», «Водитель для Веры», «Питер FM» и «Все умрут, а я останусь». В итоге «ПРОФИТ», как и остальные, получил от государства 250 млн руб. в 2010 г., которые должен был вложить в актуальные проекты, при этом в каждом из них доля госинвестиций не может превышать 70%.
– Как вы тратите полученные от государства деньги?
– В использовании этих средств мы исходим из того, что каждая компания должна произвести в год не менее трех фильмов. Поэтому деньги первого года мы распределили на три наши картины. Первую из них – авантюрную комедию «На крючке» – мы уже закончили в прошлом году, еще две ленты – «Испытание» Павла Чухрая и «Метро» Антона Мегердичева – находятся в стадии разработки постановочного проекта. Кроме того, проводится кастинг для романтической мелодрамы под названием «Африка». В моем представлении разумное использование этих целевых средств заключается в том, чтобы сочетать проекты с большими и небольшими бюджетами. Поэтому «Метро» и «Испытание» – это дорогие проекты, их бюджеты находятся на уровне $8 – 10 млн. В свою очередь ленты «На крючке» и «Африка» предполагают использование чуть более $1 млн государственных средств каждая. Общий бюджет первой картины составит $3,3 млн, а второй – не превысит $1,7 млн.
– Возврат средств государству как-то оговаривается?
– Нет, эти деньги – государственная поддержка, и по закону мы возвращать их не обязаны, но, по условиям договора с Фондом кино, последний получает 5% от своей доли в бюджете картины.
– Некоторые противники реформы полагают, что деньги логично было бы выделить кинокомпаниям, чьи прошлые картины смогли заработать в прокате. Согласны ли вы с этим?
– В любой системе отбора неизбежен субъективизм, но я бы, конечно, с позицией «достойны – не достойны» все-таки поспорил. Фонд рассматривал комплекс критериев, а не только кассовые сборы. Есть компании, существующие на протяжении 10–15 лет, и у них имеются и кассовые картины, и призы фестивалей. Есть множество параметров, по которым можно оценивать успешность кинопроекта. При этом лично я думаю, что, если бы к итоговому списку из восьми компаний прибавили еще максимум 3–4 игроков, все разговоры сразу бы потеряли под собой всякую почву. Государственные деньги должны были бы, наверное, получить все достойные, но «пряников сладких всегда не хватает на всех». Сейчас стоит посмотреть, что выбранные компании сделали за отчетный период.
– Значит, по вашему мнению, новая система пойдет на пользу российскому кино?
– Изменение системы господдержки требовалось, бесспорно. Если взглянуть на ситуацию годичной или двухгодичной давности, то мы увидим, что государство в лице Минкультуры ежегодно поддерживало около 100 полнометражных художественных фильмов, не считая научно-популярного, документального и анимационного кино. Те, кто получал эти деньги, понимали, что ни перед кем, кроме себя, они не отвечают: получится хороший фильм – отлично, получится плохой или средненький – об этом никто не узнает, сидишь себе тихонько в уголке, и все. Сейчас ситуация очень серьезно изменилась. Мне кажется, что ответственность за средства, выделенные государством, неизмеримо выросла и у компаний, получивших деньги, и у государства, потому что теперь все будут оценивать результат. Кроме того, существует противостояние тех, кому деньги дали, и тех, кого обделили. Раньше продюсер или режиссер-продюсер приходил только в одно «окошечко» – Министерство культуры, и, если ведомству не понравился его проект – все, отдыхай на веки вечные. Сейчас он может прийти в десять «окон»: к кому-нибудь из этой восьмерки, в то же Минкультуры, и, собственно, в сам фонд.
– То есть вокруг восьми игроков могут консолидироваться другие кинокомпании?
– Ничего плохого в этом нет. В Голливуде уже около ста лет существуют так называемые мейджоры, их количество периодически меняется, но вертится вокруг цифры в 7–10 компаний. И все остальные игроки приходят к ним, продают свои проекты или работают с теми. Это только усиливает индустрию. От того, что у нас будет 100 слабых игроков, я думаю, индустрия не выиграет. Тем более не надо забывать, что на нашей территории совершенно спокойно работают эти самые мейджоры и снимают российское кино. У них ресурс огромный, не сравнимый с Минкультуры и фондом вместе взятыми.
– Будет ли меняться эта восьмерка из года в год?
– Это не очень понятно. Известно только, что ротация возможна и даже как бы предполагается – в целях здоровой конкуренции, но будет ли, мы не знаем. В принципе, если размышлять стратегически, надо помнить, что все это сделано для усиления роли нашего, отечественного, кино, для сохранения его места на рынке и создания российской киноиндустрии. Если восемь компаний будут хорошо работать, то, наверное, имеет смысл их поддерживать и дальше. Глупо, если завтра возьмут и скажут: так, ребята, попользовались государственными деньгами, теперь дайте место другим. Поддержка нужна для того, чтобы компании могли формировать свои производственные планы на годы вперед, создавать заделы и т.д.
– Несмотря на это, в прокате по-прежнему окупаются единицы российских картин. Как сегодня строится монетизация фильма?
– В моем представлении кинопрокат, безусловно, должен быть основным источником возврата средств, потраченных на производство. На втором месте – телевидение, которому интересен практически любой удачный кинопроект, то есть фильмы – лидеры проката закупаются телевидением. Хотя в последние пару-тройку лет большие каналы изменили свое отношение к кинофильмам. Дело в том, что телевидение продает рейтинги, и ему совершенно все равно, откуда те получаются. А практика показывает, что сегодня фильмы, снятые специально для телевидения, так называемые TV-movies, или даже телепрограммы очень часто дают гораздо большие цифры, чем кинофильм. Исключение составляют фильмы-события, широко прошедшие в прокате. При этом каналы очень серьезно понизили закупочные цены – практически вдвое. Большие каналы, насколько я понимаю, платят сегодня за премьерный показ среднего кинофильма около $350 000 – 400 000. А дальше, чем значимее фильм, тем на большие деньги он может рассчитывать. Но сегодня о прецедентах, когда за кинофильм платили бы миллион долларов и выше, я, по крайней мере, не знаю.
– Какой процент фильмов компании «ПРОФИТ» окупается в прокате?
– Тут надо помнить такую милую и забавную подробность: с учетом господдержки или без нее? Если мы принимаем в расчет господдержку, то есть понимаем, что ее не надо возвращать, то в этом случае я могу сказать, что практически все наши кинопроекты окупаются: мы возвращаем свои собственные средства. В одном из последних проектов – «Про любоff» – мы вернули все негосударственные деньги с лихвой.
– Какое кино сегодня нужно снимать, чтобы оно заработало? Стоит ли продолжать подражать Голливуду?
– Подражание Голливуду – это, скорее, кликушеские инсинуации. Зритель все больше и больше ходит в кино исключительно для развлечения, поэтому все, что относится к неразвлекательным жанрам, постепенно из кинотеатров «вымывается». То есть жанры, которые даже нельзя назвать сложными, – драма, мелодрама, то, что в старые советские времена называлось киноповестью, – практически ушли из кинотеатров. Зритель предпочитает смотреть такое кино по телевизору. В итоге развлечение монополизировало кинотеатры, а с аттракционами у нас сложно, потому что это требует больших бюджетов, фантазии авторов и вообще умения это делать. Тем не менее мы все практикуемся в развлекательном секторе. Например, последний очень успешный проект «Елки» (компании «Базелевс». – Прим. «Ко») очень прост в производстве, замечателен по замыслу, легок по исполнению, и зритель его прекрасно воспринял.
– При этом ваша компания снимала фильмы «Все умрут, а я останусь», «Чужая», сериал «Школа» – это, скорее, не развлечение, а эксперимент. Окупились ли эти проекты?
– Да, это не развлечение, но мне эти проекты показались важными. Что касается «Школы», то это производная от фильма «Все умрут, а я останусь». Картину увидел гендиректор Первого канала Константин Эрнст и предложил сделать сериал. Мне это было интересно, потому что как фильм, так и сериал кажутся мне чрезвычайно важными, живыми и актуальными кинопроизведениями. А «Чужая» – это попытка рассказать о 1990-х иначе, чем это сделано в известных фильмах «Бригада» и «Бумер». Что касается фильма «Все умрут, а я останусь», то на нем мы потеряли деньги, потому что нам отказали в господдержке. Он принес нам довольно существенный убыток – больше $800 000, но, кстати, сериал «Школа» позволил этот убыток покрыть, и в сумме получился практически ноль. «Чужая» тоже принесла серьезный убыток, поскольку фильм оказался неразвлекательным, попал в сумасшедшую летнюю жару и показался кинотеатрам чрезвычайно жестким по содержанию.
– Не собираетесь создать из «ПРОФИТ» холдинг самостоятельно, к примеру, основать для начала собственную прокатную структуру, как это недавно сделал «Базелевс» Тимура Бекмамбетова?
– Мы уже являемся совладельцами прокатной компании «Наше кино» вместе с СТВ Сергея Сельянова и «Красной стрелой» Валерия Тодоровского, Леонида Лебедева и Вадима Горяинова. В прошлом году мы реорганизовали эту структуру: практически полностью сменилось руководство и состав сотрудников. Я не вижу смысла создавать отдельную прокатную фирму. Для нормального функционирования подобной структуры ей ежегодно необходимо выпускать в прокат хотя бы 6–7 коммерчески потенциально успешных фильмов. Мы, собственно, и объединились в «Наше кино», рассчитывая, что каждый из трех совладельцев обязательно снимет по 2–3 такие ленты в год. У «Базелевса», наверное, просто другие планы, и они видят для себя возможность обеспечивать свою компанию продуктом.
– Сейчас все участники рынка понимают, как выгодно сотрудничать с телеканалами в производстве фильмов. Почему в свое время вы разошлись с телекомпанией «НТВ», с которой и начинали работать в рамках совместного предприятия «НТВ-ПРОФИТ»?
– Все было очень просто. В 2000–2001 гг. произошла смена владельца и руководства телекомпании «НТВ». Ее покинули практически все, кто в ней работал, пришли новые хозяева и руководители, которые сочли для себя неправильным, необязательным заниматься собственным производством. Это была, конечно, на мой взгляд, большая ошибка телеканала. Мы стали существовать в своем режиме – как «ПРОФИТ», а «НТВ-ПРОФИТ» просто медленно умерло. Потом, кстати, руководство НТВ опять сменилось, и новые управленцы поставили процесс производства сериалов для канала на поток. И вот вам результат: у канала высокие и стабильные рейтинги.
Резюме Игоря Толстунова
Год рождения: 1957
Образование: ВГИК, экономический факультет Профессиональный опыт: 1995 г. – наст. время: глава собственной кинокомпании «Продюсерская фирма Игоря Толстунова» («ПРОФИТ»).
2005 – 2010: генеральный продюсер Открытого Российского кинофестиваля
«Кинотавр»
2000 – 2004: руководитель отделения «Продюсирование и менеджмент кино
и телевидения» на Высших курсах сценаристов и режиссеров (Москва)
2002 – 2006: заместитель генерального директора телеканала «СТС» по собственному
производству
1995 – 2002: генеральный директор кинокомпании «НТВ-ПРОФИТ»
1990 – 1995: исполнительный директор студии «ТТЛ»
1980 – 1990: заместитель директора, директор съемочной группы Центральной
киностудии детских и юношеских фильмов имени М. Горького
Семейное положение: женат
Хобби: путешествия
Источник: «Компания»